Быстрый переход к готовым работам
|
Художественная модель картины мираНаибольший интерес в организованном романном пространстве Исигуро вызывает пейзаж. В первую очередь — как ни парадоксально — потому, что собственно пейзажных описаний у писателя крайне мало. Складывается впечатление, что пейзаж, как и интерьер, для него имеет значение лишь как место действия и вызван необходимостью это место время от времени менять. Или же он выступает как иллюстрация к какой-либо авторской идее, выполняя свою классическую функцию: например, идеальный английский ландшафт, которым восторгается Стивенс в «Остатке дня» или холмы в дымке из одноименного романа. Но если присмотреться, то Исигуро весьма тщательно относится к изображению пейзажей.
Вот, например, как описывается «Мортимеров пруд» из романа «Остаток дня»: «Здесь царит атмосфера удивительного покоя. Пруд весь обсажен деревьями как раз на таком расстоянии, чтобы берега находились в приятной тени, а из воды здесь и там поднимаются островки тростника и камыша, раскалывая ясное зеркало с отраженным в нем небом... Обступившая меня со всех сторон тишина...»134 («Ап atmosphere of great calm pervades here. Trees have been planted all around the water just closely enough to give a pleasant shade to the banks, while here and there clusters of tall reeds and bulrushes break the water’s surface and its still reflection of the sky... It is no doubt the quiet of these surroundings that has enabled me to ponder all the more thoroughly these thoughts which have entered my mind over this past half-hour or so»135.) Это описание скрывает двойственность. С одной стороны, практичный Стивенс одобрительно высказывается о деревьях, расположенных как раз удачно «to give a pleasant shade». Но он же вдруг вводит поэтическую метафору, подмечая, как раскалывают двоящееся пространство «неподвижного (still)» неба и воды высокие стебли. Образ углубляется и переходит в иную плоскость, пруд воплощает нематериальное - тишину и покой.
Похожий пруд возникает и в романе «Не отпускай меня»: пруд, который помнит Кэти и демонстративно «забывает» Рут. «Чтобы туда попасть, надо было пройти по узкой извилистой тропинке, раздвигая сильно разросшийся папоротник, который загораживал дорогу даже ранней осенью. У пруда тебя ожидало сонное спокойствие: утки, камыш, ряска» (38). («То get there you went out the back entrance, and down the narrow twisting path, pushing past the overgrown bracken that, in the early autumn, would still be blocking your way. Or if there were no guardians around, you could take a short cut through the rhubarb patch. Anyway, once you came out to the pond, you’d find a tranquil atmosphere waiting, with ducks and bulrushes and pond-weed» [36][1].) Образ воды - зеркала - значим для японской культуры и связан помимо прочего с мотивом истины[2]; неудивительно, что в обоих случаях пруд окружен деревьями или папоротниками, через которые надо пробираться. Именно у пруда Кэти и Томми впервые разговаривают о своей судьбе, когда еще «светит осеннее солнце» (39). Эта картина — одно из тех воспоминаний о мирных, спокойных днях, которые впоследствии будет вызывать в памяти Кэти, думая о Хейлшеме. Солнце, что освещает героев осенью или ранней весной, изредка выглядывая в пасмурные дни - частый мотив в этом романе Исигуро, который представляется возможным соотнести с самим представлением о подобной жизни: минуты покоя, ценные сами по себе. Кроме того, солнце или дождь часто выступают и как метафорическое описание чувств героев. «В тот день с утра шел дождь, но к обеду небо рассеялось» (186), - вспоминает Кэти о разговоре под навесом, когда они с Рут выясняли отношения после ссоры. В день, когда детям сообщают об их предназначении без прикрас, льет дождь, и они пережидают его в павильоне. «Ну, кажется, вот и дождь заканчивается» (92), - замечает сразу после этого мисс Люси. Пасмурно вокруг и в другие неприятные моменты жизни Кэти:
когда она окончательно расстается с Томми перед отъездом, когда ссорится с Рут, когда прощается с ними обоими навсегда. Дождь, солнце и ветер сохраняют свои традиционные, близкие фольклорным и устоявшиеся для поэтики Исигуро значения в символике романов. Помимо общей функции психологического параллелизма, можно отметить, что такая «вписанность» человека в окружающий природный мир, его невычлененность из природы — одно из древнеиших положений в японской философии бытия.[3] Силы природы постоянно возникают в жизни героев, в их сознании. Кэти представляет себе, что ее и Рут с Томми «рвет и растаскивает какое-то сильное речное течение, с которым нельзя бороться» (253) или порывистый ветер: «И так мы стояли на вершине этого поля, казалось, целую вечность, ничего не говоря, только держась друг за друга, а ветер все дул, и дул, и трепал нашу одежду, и на миг мне почудилось, что мы потому ухватились друг за друга, что иначе нас просто унесет этим ветром в темноту» (334). («And so we stood together like that, at the top of that field, for what seemed like ages, not saying anything, just holding each other, while the wind kept blowing and blowing at us, tugging our clothes, and for a moment, it seemed like we were holding onto each other because that was the only way to stop us being swept away into the night» [283].) В финале, оказавшись под «огромным серым небом» (349) («the huge grey skies» [303]), наедине с тем же ветром, Кэти втайне надеется, что он вернет ей Томми, так же стихийно, как унес его. Исигуро использует прием психологического параллелизма, чтобы обозначить чувства героев, не называя их прямо. Помимо этого, одна из основных функций пейзажа - указывать на характер размышлений или сомнений героя, чаще в ранних романах. Так, через картину природы вводится направление мыслей Стивенса, когда он размышляет об английском пейзаже: «Английский ландшафт в своем совершенстве - каким я видел его нынче утром - обладает качеством, которым никоим образом не могут похвалиться ландшафты других краев... оно отличает английский ландшафт от всех прочих на свете как дарующий самое полное душевное удовлетворение. Вероятно, точнее всего это «величие»?»140 [1] Здесь и далее оригинальные цитаты из этого романа даются по изданию: Ishiguro К. Never Let Me GoI К. Ishiguro. Vintage, 2006. В скобках - номера страниц. [2] Исследователь полагает, что к подобным описаниям у Исигуро, где «присутствуют типичные образы японских хайку и танка: тростник, кяммтп, зеркало, а также покой и тишина», применимы традиционные японские эстетические категории: красота сокровенного, глубоко скрытого (югэн), «очарование вещей» (моно-но аварэ), грусть и радость «небытия» (ваби-саби). См.: Нестеренко Ю.С. Отражение национальной картины мира в представлениях К. Истуро о красоте Н Пограничные процессы в литературе и культуре: Сб. ст. по материалам Межд. науч. конф., посвященной 125-летию со дня рождения Василия Каменского (17-19 апреля 2009 г.) / Общ. ред. Н.С. Бочкарева, И.А. Пикулева. Пермь, 2009. С.61-63. [3] UedaM. Modem Japanese Writers and the Nature of Literature/ M. Ueda. Palo Alto, 1976. P.14-15.
Вся работа доступна по ссылке https://mydisser.com/ru/catalog/view/397184.html |
Ссылки: 
Счетчики:
|
